Слушаем Роберта Смита и Тайлера Создателя

Тейк недели — про Тарстона Мура

The Cure — Songs Of A Lost World

Звучит как поздние The Cure, которые вдохновлялись Disintegration (вступления по 2 минуты), за счет монументального перегруженного баса местами кажется, что еще чуть-чуть, и группа Смита заиграет как Deftones (особенно в Drone:Nodrone), а поет Роберт все о том же — о любви и смерти. Но и любовь, и смерть, когда тебе за 60, воспринимаются совсем не так, как пару десятилетий назад, и поэтому альбом не кажется повторением пройденного. За каждой песней — глубокие истории про близких людей, их уход, и про тщетность бытия. Подробнее — в следующем выпуске подкаста «Альбомы по пятницам».

Tyler, The Creator — CHROMAKOPIA

На этом альбоме Тайлер принимает на себя маску глубоко неуверенного в себе человека, который боится будущего, боится ответственности, и разбирает все грани этой личности. Наиболее близкая аналогия — не IGOR, с которым много сравнивают этот альбом, а последняя запись Кендрика, тут даже песня о мужском/женском есть (Hey Jane о страхе отцовства и материнства). Музыкально, как всегда, потрясающе интересно, одна из лучших работ Тайлера, которую довольно тяжело слушать из-за неуютного содержания, но и не слушать невозможно. Мой фаворит — трек Darling, I.

urika's bedroom — Big Smile, Black Mire

Слоукор-гитара, отстраненный вокал, звук, который погружает тебя в осязаемую атмосферу, и песни о болезненной любви. Дебютант urika's bedroom, судя по звуку, черпает вдохновение в музыке Лил Пипа и Клэр Раузи одновременно, что позволяет ему сочинять поп-песни с очень странным звуком, в которых шорохи на заднем плане играют ничуть не менее важную роль, чем вокальная мелодия.

DenDerty — Газовый душ

Драм-энд-бейс и ню-метал с фолк-мотивами, а все вместе — жуткая хтонь про жизнь и беды с башкой. Примерно все понятно по первой песне «Черная дыра», которая рассказывает о лицах депрессии: когда у тебя внешне все в порядке, а на самом деле внутри зияет черная дыра, которая будет пожирать тебя изнутри. И про одиночество и желание улететь. Первый альбом этого автора, который меня по-настоящему увлек от начала до конца.

Mount Eerie — Night Palace

Альбом-дневник Фила Элверума, на котором он начинает жить после оплакивания смерти своей супруги (этому событию посвящены душераздирающие альбомы A Crow Looked At Me и Now Only). Сложно рекомендовать запись этого крайне самобытного сонграйтера, известного не только по сольному проекту, но и по группе The Microphones, в первую очередь потому, что он идет час двадцать, ну и вообще это не та запись, с которой стоит входить в его творчество. Тем не менее, если вы с музыкой Фила знакомы, то врубайте и не разочаруетесь.

illo.trio — Illo.Trio

Приятная инструментальная околоджазовая музыка из Москвы (сходите живьем!), в которой слышны корни и Tortoise, и BADBADNOTGOOD, и других подобных проектов. Альбом, который вроде ставишь, чтобы фоном что-то красивое поиграло, а потом обнаруживаешь, что бросил дела и слушаешь драматические переходы в Entropy (мой любимый трек с альбома).

Музыка потихоньку заканчивается в этом году: Spotify уже собрал все данные о ваших предпочтениях за год, Джимми Фэллон уже выпустил рождественский альбом, Мэрайя Кэри уже звучит изо всех щелей. Но мы еще побарахтаемся и будем искать новые интересные релизы до последнего.

Кто такой Тарстон Мур? Впечатления от мемуаров

В отпуске читал мемуары Тарстона Мура. Прочитал половину, и это, наверное, одна из самых интересных книг, с которыми я ознакомился в последнее время. Тарстон Мур — человек, о котором я думаю довольно много, это буквально моя римская империя, потому что в нем есть что-то очень родственное. Но почему? Что я вообще о нем знаю? Только его образ и какие-то обрывки информации: долговязый парень с джазмастером, классно выглядящий на сцене, человек, который некрасиво поступил с Ким Гордон и, по сути, стал причиной распада Sonic Youth.

Какое-то впечатление о личности Мура я составил впечатление из документалки 1991: The Year Punk Broke, где он показан как довольно занудный парень, мало на меня похожий, а еще его не очень любят в определенных панк-кругах, где распространено мнение, что музыкальные коллекционеры (у Тарстона огромная коллекция пластинок) не должны играть в группах и не могут произвести ничего нового. Мнение спорное, скажем так.

Я был на презентации его нового сольного альбома, Тарстон больше говорил с публикой, чем играл, и, например, рассказывал, что недавно завел двух собак и назвал их в честь культового арт-пространства в Нидерландах и нидерландского поэта. Псы гавкали, когда слышали голос хозяина: концерт был в музыкальном магазине, питомцы расположились где-то за кассой. Я время от времени вижу его в Cafe OTO, мои знакомые иногда покупают у него примочки, а знакомые знакомых выпускаются на его лейбле. Он производит впечатление человека, с которым можно поболтать в клубе как с любым другим посетителем, и которому искренне интересно жить свою жизнь и заниматься творчеством ради творчества. И узнавать новые группы.

Мне всегда интересно узнать, что сформировало важного для меня музыканта человека, каким было его детство, какие пластинки он послушал первыми и как начал играть на гитаре. Мур рано услышал панк-рок, влюбился в эту музыку, начал бренчать на гитаре и читать музыкальные журналы, в которых рассказывали о нью-йоркской сцене. Жил он в полутора часах от Нью-Йорка, в Коннектикуте, и, будучи совсем юным, начал регулярно ездить в Нью-Йорк с другом Гарольдом, ходить в CBGB и изучать происходящее на музыкальной сцене. Тарстон с другом стояли в многочасовых очередях, а в CBGB он впервые попал, попросив у Ричарда Хелла (они не были знакомы, но Мур, конечно, знал, кто это) проходку; тот лизнул руку со штампом и «перевел» его Тарстону, я сам так делал в детстве. Начинали с концертов Патти Смит, любимую книгу которой, Just Kids, я бы назвал спутником мемуаров Тарстона. Именно Just Kids, а не Girl In A Band Ким Гордон.

У мемуаров Ким другой спутник, книга воспоминаний Кэрри Бранстин из Sleater-Kinney. Они рассказывают примерно одну и ту же историю девушки в инди-группе, только с разных позиций и точек зрения. Ким — человек с впечатляющей карьерой, которая начала играть музыку в более чем сознательном возрасте, а Кэрри была гитаристкой в группе, которая стала по-настоящему оцененнной уже после распада и воссоединения. В случае Тарстона и Патти оба автора рассказывают в первой половине книги одну и ту же историю становления артиста в Нью-Йорке в 1970-х. Но Патти, как бы она не прибеднялась в книге, — птица совсем другого полета, она представительница арт-богемы Нью-Йорка, жила в отеле Chelsea, знала величайших художников, поэтов и писателей, была музой одного из наиболее значимых фотографов XX века Роберта Мэпплторпа, не говоря уже о ее собственных творческих достижениях. Она хоть и чувствовала себя аутсайдером в этой богемной тусовке, но все же была частью тусовки.

А Тарстон — это просто парень, который ходил на её концерты. Поэтому его взгляд на события 1976–1979 годов — взгляд не человека искусства, а фаната, который обожал ту атмосферу, фанатично посещал концерты, пробивался в первый ряд и ловил каждое слово вокалистов и гитаристов. Он мечтал создать свою группу не только для самовыражения, как это было у Патти Смит, но потому что ему безумно нравилась сама идея стоять на сцене и играть. Сама концепция «быть музыкантом».

Для Ким музыка стала одним из способов самовыражения, далеко не единственным, и без музыки она, наверное, прекрасно прожила бы. Для Тарстона (на момент начала отношений с Ким ему было чуть за 20, а ей 27) играть на сцене было самоцелью и единственно возможным способом самовыражения. Когда я читаю его рассказы о самом интересном периоде в музыкальной жизни Нью-Йорка, об увлечении ноу-вейвом и попытке найти свое место в этом мире, я вижу себя, такого же, только куда менее талантливого, застенчивого чувака, который стоял в первом ряду, с восхищением смотрел на музыкантов и думал, что однажды окажусь на сцене тоже. Чувака, который был влюблен, и остается влюблен в саму концепцию рок-группы.

Пожалуй, отправлю демку своей команды на лейбл Тарстона.